Они – почти неотъемлемая часть улиц, вокзалов, пригородов. Причем если раньше лица без определенного места жительства обосновывались преимущественно в городах, то теперь их можно увидеть в интерьере сельского пейзажа. Особенно летом, когда легко устроиться где-нибудь на заброшенной даче или в шалаше. У них нет документов, полисов, родных и гражданских прав. Родные от них просто отказались. Они – лишние люди.

Мы еще не совсем привыкли к нищим и бездомным. Хотя бы потому, что в советские времена были только тунеядцы и бродяги, которых садили в тюрьму. Они просто не могли свободно разгуливать по улицам в стране победившего социализма. И общественное мнение по отношению к ним должно было быть крайне отрицательным. Одним словом, народ и партия осуждали. Причем непримиримо и окончательно.
После перестройки, провозгласившей демократию и свободу, появилось и это нигде не записанное право: право на нищету и бродяжничество. У нас нет статистики, сколько же людей воспользовались им сполна. Они – неучтенные, как это у Гоголя, «мертвые», пропавшие души. И более того, нет ответа на вопрос: а кто же за все это отвечает? Кто должен помогать?
У нас нет ночлежек и приютов для бездомных, какие существовали в царской России. У нас никто не занимается благотворительностью. Нет специальных больниц. Да и отношение к таким личностям чаще всего отрицательное: сами, мол, виноваты, что дошли до такой жизни. А еще лучше и спокойнее сделать вид, что ничего этого нет. Почему же раньше к нищим относились лучше? Хотя бы потому, что вся христианская мораль буквально «пропитана» мыслью о сострадании, о том, что «не судите – да не судимы будете». Возможно, для спасения своей души богатые благотворители строили подобные заведения, которых было не так уж мало.
В очерках о народной эстетике «Лад» Василий Белов пишет, что не подать милостыню у русских считалось величайшим грехом. Так же, как не приютить странника или нищего, не накормить прохожего. Калеки и убогие особенно почитались в народе. Слепых переводили от деревни к деревне, устраивали на ночлег к знакомым или родственникам. В народе не случано бытовала пословица: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся…»
После стольких лет отлучения от церкви и христианской морали вообще, конечно, отношение к бездомным и нищим изменилось. К слову сказать, что и они стали другими. Особенно в больших городах. Как говорят, существует своя мафия, которая вербует убогих для такой вот работы. Каждый день они становятся на свое «законное» место где-нибудь в подземном переходе и «работают»: просят милостыню. Выручкой делятся со своими покровителями, а на оставшуюся часть «зарплаты» с лихвой можно и закусить, и выпить по полной катушке. У таких псевдонищих часто есть и жилище, и даже семья.
Есть и другая категория: те, которые действительно «скатились» на самое дно жизни. Сейчас, когда в нашем обществе правят деньги, процветают мошенники и воры в законе, очень легко лишиться квартиры и всего имущества. Особенно если речь идет о пьющих, неуравновешенных, психически неблагополучных людях. Они в два счета могут потерять все и пополнить отряд бомжей.
Прямо в центре Краснослободска, во дворе заброшенного здания милиции все лето провел Николай Колесников. Он жил в кузове заброшенной машины, завешанном тряпками и пленкой. Из самых ценных вещей у него было толстое одеяло, под которым спасался от холода. Но холод был доля него не самым худшим испытанием: очень сильно болели ноги, которые, по его словам, были «все в ямах, и кости видно». Сорокавосьмилетний мужчина напоминал больше всего живой скелет, обтянутый желтой кожей. Вокруг кузова постоянно вился столб мух, и стоял такой гнилостный запах, что дышать невозможно.
Если подходил кто-то незнакомый, он обычно прятался под одеялом. И то сказать, что очертаний человеческого тела под ним почти не угадывалось. Людей он очень хорошо узнавал по голосам. В другой раз, когда мы пришли вместе с его знакомой, Николай высунул голову. Попросил закурить, потом сказал жалостливо:
- Супчику бы поесть…
Еду и воду приносили ему сердобольные соседи. Некоторые жаловались, что он уже надоел, и сколько же так может продолжаться. Соседка баба Нина, постоянно носившая ему то помидоры, которые он очень любит, то яблоки, то еще что-нибудь, произнесла простую и вместе с тем все объясняющую фразу. Она сказала:
-Все-таки человек же…
Во дворе старой милиции Колесников жил с апреля. Первое время он мог хотя бы ходить. Иногда побирался по дворам, собирал на улицах и сдавал бутылки. Среди жителей репутация у него была, мягко говоря, не слишком хорошая. Из разговора с ним выяснилось, что бомжует не один год. Без крыши над головой остался, когда отец продал дом. До этого у него были и семья, и работа. Работал на химзаводе, имел жену, детей. Вернее, они и сейчас есть. Живут где-то в Кировском районе Волгограда. То ли знают об отце, то ли не хотят знать.
Зимовал он обычно в городской больнице. Там и ноги подлечивали. Они у него давно уже обмороженные. После такого вот не слишком многословного общения больше всего меня поразило, с каким отчаяньем он, полуживой, исхудавший, "цепляется» за жизнь. Просто как утопающий за соломинку. Верит, что скоро его увезут отсюда. Он находился в полном рассудке и сознании. Глаза на осунувшемся, обросшем черной бородой лице, были «живые». А потом Колесников исчез. В начале октября, когда по ночам стали уже «поджимать» морозы. Почти все были уверены, что его забрали в больницу. А куда еще дорога с такими ногами?
В краснослободской городской больнице время от времени появляются такие вот пациенты, хотя, по словам главного врача А.В. Бородкина, брать их совсем не обязаны без страхового полиса. Медицина у нас теперь страховая, а не бесплатная. Не то, что лишних – иногда денег не хватает на самое необходимое. В начале зимы в отделении, как правило, появляются одна-две старушки, которые не смогли запастись углем. С ними проще, потому что у таких просительниц есть полис, паспорт – все как положено. Колесникова в больнице помнят. Как и то, что лежал он несколько месяцев. Потом всегда проблемы были с выпиской: куда его везти, если нет ни дома, ни родных? Как это ни мрачно звучит, но в таких случаях говорят, что остается одна дорога: на кладбище.
За год служба ритуальных услуг ООО «Агаран» хоронит около двадцати бомжей. На могиле ставят таблички с фамилией, номером участка. Если фамилии нет, то пишется «неизвестный». На профессиональном языке умерших бомжей называют «бесхоз». Деньги на их похороны должен перечислять Отдел социальной защиты в течение десяти дней, но их, по словам директора ООО «Агаран» А.И. Маношина, всегда задерживают. На сегодняшний день должны свыше двадцати тысяч.
Колесникова не оказалось ни в больнице, ни в морге. Спустя какое-то время из «Агарана» позвонили: - Здесь на улице Шестакова труп бомжа обнаружили. Весь в красных пятнах. Может, ваш знакомый?
Честно говоря, меньше всего мне хотелось бы опознавать чей-то труп. Нервных потрясений и во время визита к бедолаге, и в ходе расследования темы вообще и так хватило. Выяснилось, например, что многие по этому поводу предпочли бы просто помолчать. Куда удобней и комфортней считать, что всего этого нет, и мы живем в благополучном обществе. Вышло по всему, что «мертвыми» душами никто не обязан заниматься. Кто виноват во всем этом? Принято считать, что государство, не слишком гуманно и заботливое по отношению к человеку. У нас не только «бьют слабых», но и не подают руки тем, кто уже начал движение вниз, по наклонной. А может быть, вина на нас всех. Потому что мы –это тоже государство.
В.Дорн